Что разрушает христианский «меч»? Немного о самоидентификации
Наверное, один из самых непонятных моментов в Новом Завете — это фраза «Не мир я принес, но меч!» В самом деле, назначение меча — разрушать. Так что же он разрушает?
Важнейшая сторона христианства — его наднациональность. Вспомним Писание. До определенного момента Иисус действует в рамках иудаизма как национальной религии. Сам он говорит, что «послан только к заблудшим овцам дома Израилева». И тут же, вняв доводам, выходит за означенные границы, помогая инородке. Это не единственное место, где поступки Иисуса расходятся с его словами, когда он сам выходит за рамки собственных поучений. И к этому мы вернемся в конце статьи.
Итак, сам Иисус четко идентифицирует себя с народом Израиля. Апостолы же разрушают национальные границы: «нет ни иудея, ни эллина». Справедливости ради предположу, что к тому были объективные причины. Некоторые ученые считают, что христианство формировалось не в Палестине, а в Малой Азии, при активном участии греков, исповедовавших иудаизм. Эта точка зрения имеет основания и объясняет в том числе и выход христианства за пределы иудейской среды.
А теперь пару слов об идентификациях.
Все мы идентифицируем себя с какими-либо факторами нашей жизни. Попробуйте не задумываясь ответить на вопрос: «Кто я?» Что-то главное, чем вы себя считаете? Выделить его сложно, иногда почти невозможно. Жизнь многогранна, и мы идентифицируем себя с множеством социальных ролей.
Наверное, одной из первых и важнейших является идентификация с группой, к которой мы принадлежим. У ребенка это происходит само собой, он идентифицирует себя как члена семьи. Затем мы идентифицируемся с родом (в наше время не обязательно, а раньше это была важная часть картины мира), с нацией, страной… Ах да, есть еще идентификация с человечеством. Но чаще всего она принимает форму идентификации себя с человеком как биологическим видом. Ну и более частные идентификации: по профессиональному признаку, социальному, религиозному и пр.
Христианство совершило своего рода прорыв, по сути, сняв для членов своей общности большинство прежних идентификаций. Причем основополагающих. Таких, на которые в принципе невозможно было покуситься: идентификации с нацией и родом. Помните, как Иисус говорит: «Не мир я принес, но меч!» И уточняет: «Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку — домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня». Человеку, хотевшему задержаться для похорон отца, учитель говорит: «Пусть мертвые сами хоронят своих мертвых». Есть трактовка, что мертвыми он называет не услышавших его, четко отделяя своих последователей в отдельную общность, «живых», родившихся для новой жизни. И уточняет, указывая на учеников: «Вот братья мои!»
Его ученики и в самом деле оставляли прежнюю жизнь, символически умирая в обряде крещения. На свет рождалась новая личность, в идеале не связанная прежними идентификациями. Новый человек был рабом божьим… а больше ничьим. Заповедь братской любви связывала его новыми отношениями с новой «семьей» — христианской общиной. Его бог больше не был богом одного народа, и теоретически объединение по национальному признаку должно было быть христианами отринуто. И действительно, первые христиане объединялись в общины, где даже имущество было общим, где все были братьями, единой семьей, общностью, детьми одного бога.
В сравнении с привязанностью к роду или нации, это идентификация на куда более высоком уровне, по признаку духовного родства. Прослеживается здесь и элемент матриархальных отношений: идея братской любви, братства всех людей как детей одного Создателя. А поскольку бог христиан идентифицировался с творцом всего мира, всего человечества, нужно было лишь распространить учение по всему миру. Остается один шаг до идентификации себя с человечеством вообще — и не по биологическим признакам, а по признаку духовного родства. В сочетании с идеей братской любви это был прямой путь к пресловутому царству божьему на земле…
Увы. Как и многое другое, этот аспект христианства был почти полностью утрачен. И вместо освобождения от прежних идентификаций, вместо свободы, признающей единственную высшую власть, христианство лишь добавило к старым идентификациям (читай — узам) новую. Являясь одновременно членами семьи, нации, являясь гражданами страны, люди одновременно считают себя еще и христианами, перегружая душу противоречивыми потребностями, проистекающими из этих идентификаций.
Да, Иисус говорил: «Отдайте богу богово, а кесарю кесарево». Вот только сам он предпочел богово. Без компромиссов и попыток лицемерно лавировать между «ветхой» и «новой» жизнью.